Михаил Салтыков-Щедрин - Том четвертый. [Произведения]

Живновский (подбегая, берет старика за руку). Дышит еще!

Живоедова. Лекаря! Лекаря!

Живновский (в сторону). Сын родной продать хотел — не сразил, а «надворный советник» сразил… дивны дела твоя!

Занавес опускается.

ДЕЙСТВИЕ IV

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Прокофий Иваныч.

Гаврило Прокофьич

Лобастов

Фурначев.

Понжперховский.

Трофим Северьянович Праздников, выгнанный из службы за безобразие приказный.

Живоедова.

Настасья Ивановна.

Баев.

Дмитрий, лакей.

Мавра, горничная.

Лакеи, горничные, сторожа, кучера и проч.

СЦЕНА I

После III действия прошло около недели. Театр представляет небольшую комнату в доме старика Размахнина. Посреди сцены круглый стол, на котором слепо горит сальная свечка. Вход из глубины сцены; направо дверь в спальную Ивана Прокофьича, налево две двери, из которых одна, ближайшая к задней декорации, ведет в каморку Живоедовой, другая в чулан. Поздний вечер. При открытии занавеса на стенных часах бьет девять. Из средней двери выходят Прокофий Иваныч, Баев, Живновский и Праздников. Последний без речей и несколько навеселе. По временам, однако ж, мычит что-то непонятное.

Баев (осторожно ступая). Вы, государи мои, тише. Сейчас, пожалуй, и Живоедиха нахлынет.

Прокофий Иваныч. А ну, как да он не умрет, Прохорыч, да найдут нас в чулане?

Баев. Умрет, сударь, умрет. Это я беспременно знаю! Живоедиха уж и Маврушку к Андрею Николаичу спосылала, да, спасибо, та мне-ка шепнула, а я и велел ей по тебя сходить.

Живновский. Что умрет — это уж будьте покойны… я тому удивляюсь, как он о сю пору духа еще не испустил — крепкий старик!

Баев. Да ты не пяль горла-то! что разорался!

Живновский. Я, Прохорыч, потихоньку.

Баев. То-то потихоньку! Ты вот на него смотри! (Указывает на Праздникова.) Он вот как есть божий человек! (Праздникову.) Да что, сударь, от тебя будто несет нестройно! Неужто уж на такой-то случай воздержаться не мог?

Праздников мычит.

Живновский. Это он, Прохорыч, на радости… в чаянье за труды посильную мзду получить.

Баев. Да, сударь, уж потрудись. Не равно с ихней стороны обида какая выйдет, так чтоб и свидетели были.

Живновский. Это правильно. В русских обычаях, Прокофий Иваныч, свидетели большую ролю играют. Ни одного хорошего дела без них не совершается: обозвал непристойно — прислушайте, в рожу свиснул — засвидетельствуйте… Везде свидетели-с…

Баев. Не дело, сударь, говоришь. Живоедиха-то Маврушке наказывала: поди, мол, сначала к Андрею Николаичу, а от него к Семену Семенычу, да скажи, мол, что умирает барин… Так «умирает», а не умер, значит. Ты уж только стой да нишкни, сударь!

Прокофий Иваныч. Да ведь зазорно больно, Прохорыч!

Баев. А разве лучше будет, как без тебя-то все добро растащат!

Живновский. Уж это упаси господи, Прокофий Иваныч!

Баев. У него поди одного платья что напасено! и не увидишь, как растащат… Ты уж Живоедихе-то дай хоть рубликов пять — десять… будет с нее!

Прокофий Иваныч. Да, может, и духовная у них написана, Прохорыч?

Баев. Полно, сударь, какая духовная! Иван-от Прокофьич и слова-то этого боится… да опять и слух бы был, что духовную сделали…

Прокофий Иваныч. Господи! хоть бы помог бог совершить благополучно!

Живновский. Благополучно лучше всего, Прокофий Иваныч. Это вы хорошо делаете, что бога в помощь призываете: с божьею помощью всякий подвиг легче совершается… вот бы теперь выпить к тому ж да закусить… эхма!

Баев. Ну, и без закуски постоишь! (Прокофью Иванычу.) Так подите вон в темненькую, да и поприсутствуйте там сообща… да ты нишкни, сударь, а то как раз накроют… да замок-от, замок-от изнутри запри!

Слышен шум шагов.

Чу, идет кто-то!

Размахнин, Живновский и Праздников поспешно прячутся в чулане.

СЦЕНА II

Баев и Живоедова.

Живоедова. Ты как сюда пришел?

Баев. Посмотреть пришел, барина своего проведать пришел… что ж, это не грех, чай?

Живоедова. Много вас тут калек да нищих шатается; только мешают, прости господи!

Баев. Что ж ты, Анна Петровна, нищим меня обзываешь! Вестимо, верой и правдой служил, так и нет ничего… ведь это не грех же, сударыня!

Живоедова (садясь на стул). Да ты уж прости меня, Христа ради, Прохорыч, у меня нешто уж и голова ровно кругом пошла.

Баев. Как соколик-то наш?

Живоедова. Да что соколик! (В сторону.) Поди, чай, далеко он теперь! (Громко.) Больно уж разнемогся соколик-от; видно, умирать уж хочет… а все ты же, Прохорыч, со своим со Прокофьем — ну-тко когда удумали старика беспокоить, как он уж на ладан дышать стал.

Баев. Надо же отца с сыном помирить, грех-то ведь весь от Семена Семеныча пошел.

Живоедова. Господи! что только с нами будет!

Баев. А зачем, сударыня, родителя на сына натравливала… ты бы вот взяла да разорвала его, Прокофья-то Иваныча, ан теперича он тебя разорвет… Духовной-то, видно, не написано, сударыня?

Живоедова. Какая духовная! давеча честью к нему приступала — лежит как деревянный!

Баев. Уж, видно, надо будет за тебя у Прокофья Иваныча попросить.

Живоедова (встает). Посмотреть, что старик делает…

Баев. А я, сударыня, уж на печку пойду… да ты бы за священником послала…

Живоедова (в сторону). Вот привязался, пострел! (Громко.) Не хочет, Финагеюшка: «Со мной, говорит, уж сколько раз это бывало!»

Баев. Так, сударыня… ну, а как не встанет… ох, господи! уйти, видно, мне от греха…

Живоедова. Уйди, Финагеюшка!

Баев уходит.

СЦЕНА III

Живоедова одна.

Живоедова. Помер! Глянула я давеча в сундук, а там билетов, билетов-то — ужасти! Вот и взяла бы, да куда я с ними денусь? Все равно обыскивать станут, только воровкой еще назовут… Да где еще и деньги-то по ним получать? Конечно, кабы мужское мое дело было, взял бы наплевал на всех да и поехал прямо в казну: «Пожалуйте, мол, по билетам денежки», — а то к кому я с женской своей простотой пойду? Еще спросят, пожалуй: где билеты взяла или вот мещанинишка какой-нибудь: «Дай, мол, скажет, голубушка, билетики посмотреть!» — возьмет да и убежит с ними! Да и грамоте я не бойко умею… вот родители-то каковы были! купцу на грех продать ничего не значит, а грамоте научить — не стало ума! Хоть бы разнес, что ли, с ними господь поскорей…

СЦЕНА IV

Живоедова и Лобастов приближается на цыпочках; во время сцены дверь из чулана несколько отворяется, и оттуда выглядывает Прокофий Иваныч.

Лобастов. Скончался, сударыня?

Живоедова. Скончался, сударь. Так вот перед вечером спросил, голубчик, покушать, я бульончику подала, он ничего— выпил, да, выпимши-то, вздохнул: «Ой, говорит, Аннушка, словно я и умирать хочу!» Я, знаешь, к нему: «Христос, мол, с тобой, Иван Прокофьич!» — ан он уж и помер!

Лобастов. Царство небесное, сударыня! Он мухе зла не сделал, сударыня!

Живоедова. Уж какое зло! У него, вот я как тебе, Андрей Николаич, скажу, даже мысли злой в голове никогда не бывало! Все, бывало, думает, как бы облагодетельствовать или добро сотворить… «Аннушка! — говорит, бывало, мне, — не об тленном богатстве, а об душе своей надобно в этом свете думать! вынь, говорит, гривенничек из ящика нищему брату подать!» Самый, то есть, убогий человек был!

Лобастов. Да; сирот много после себя оставил!

Прокофий Иваныч (за дверью). Стало быть, тятенька-то умер! Что ж, однако, они делать хотят?

Лобастов. А за Семен Семенычем вы послали, сударыня?

Живоедова. Послала, Андрей Николаич, ты ведь и сам так велел.

Лобастов. Это точно; он нам нужен…

Живоедова. Андрей Николаич! Я все думаю, что кабы ты сам все это обделал?

Лобастов. А что вы думаете? Решусь! (Приближается к боковой двери и опять возвращается.) Нет, сударыня, не могу!

Живоедова. Да отчего не мочь-то!

Лобастов. Грех-с.

Живоедова. Да ведь он обсчитает нас — это наверное!

Лобастов. Его и обыскать можно, сударыня!

Прокофий Иваныч (за дверью). Да, никак, они родителя-то ограбить хотят?

Лобастов. Вы, сударыня, только не троньте его, пускай он в свои расчеты углубится, а я около того времени подкрадусь к нему тихим манером да двумя пальчиками под мышки… (Показывает.) Так он и все тогда опустит!

СЦЕНА V

Те же и Понжперховский.

Понжперховский. Ваше превосходительство! Анна Петровна!

Живоедова. Ох, да не кричите вы, Станислав Фаддеич, и без того горести много!

Понжперховский. Я, Анна Петровна, узнавши о кончине почтеннейшего Ивана Прокофьича, первым долгом счел… Что ж, ваше превосходительство, приступим!

Лобастов. Я не понимаю, майор, что вы хотите сказать! Это вы, Анна Петровна, дали знать Станиславу Фаддеичу?